Раньше, говорится в нашей легенде, не так было. В былые времена в Хаккяри – горах Ассирии люди жили долго. Они прилежно – от зари до зари – работали, и их никогда не покидала бодрость духа. Но наступала старость, и они теряли силы, хотя умирать и не спешили.
Может поэтому был у горцев такой обычай: старший из сыновей должен был избавить свой род от того, кто становился немощным. Сын брал отца на плечи, подымался с ним на самую высокую скалу, а там старик сам бросался в глубокую тёмную пропасть, где покоились останки предков.

В горной деревушке жил со своими сыновьями, внуками и правнуками древний старик по имени Хнанышу. Зимой он целыми днями грелся у очага, а летом сидел на солнце. Вот уже несколько лет, как он не делал никакой работы по дому. А так как жизнь была очень тяжелой и в доме нельзя было держать лишнего едока, то вскоре сави Хнанышу предстояло расстаться со своим родным очагом. Старший сын Овдышу все старался отсрочить этот день, но жена его Шарби не давала мужу покоя ни днем, ни ночью. Она все твердила, что ей надоело ухаживать за стариком, кормить его, убирать за ним и умывать... Волей-неволей пришлось Овдышу подчиниться требованиям жены.
Как только солнце стало прогревать землю и ласкать вершины гор, природа стряхнула с себя шубу зимы и нарядилась в одежду невесты-весны. Позеленели луга, распустились почки на деревьях, в садах и лесах запели соловьи. И у людей на душе стало весело и привольно, и только одно омрачало их радость. В начале мая все только и толковали о дедушке Хнанышу, жалея, что на днях придётся расстаться с ним.

В тот день дедушка Хнанышу проснулся рано и попросил вынести его на солнце. Он долго и неподвижно сидел и все глядел в даль, никого и ничего не замечая, только губы его незаметно шевелились: сави читал молитву. Очень скоро вокруг него собралась вся деревня. Первой подошла к нему младшая невестка. Она умыла его накормила и напоила. Затем к нему подошёл старый шамаша Курякус. Кряхтя и кудахтая, как старая курица он прочёл на древнеассирийском языке молитву и, благословив старика, отошёл в сторону. После молитвы стали подходить люди для прощания, сначала родственники, а затем и остальные жители деревни. Они целовали его седую голову и щекой касались его щеки. Потом к нему приблизился старший сын Овдышу, ловко поднял отца к себе на плечи и понёс в последний путь. В этот момент поднялся такой плач, что казалось, что над деревней нависла смертельная опасность.
Овдышу шёл медленно, неторопясь, в направлении "чамчама" - пропасти. Ему нужно было подняться на гору по узкой ропинке, пройти через небольшой дубовый лес и прийти к камню, у которого положенно было передохнуть и сказать последний раз: "прощай".
На расстоянии ста с лишним локтей от камня высилась чёрная скала - цель пути.
Наверх нужно было взбираться по лестнице, высеченной в скале смерти. На самой верхушке находилась площадка примерно в три локтя ширины и пять локтей длины. Сын должен был принести туда отца, поставить его на ноги и тотчас же уйти. Старик становился ллицом к востоку, крестился, делал два шага вперёд и летел в бездонную пропасть.
Когда Овдышу присел отдохнуть и посадил рядом с собой отца, он вдруг заметил, что старик всхлипывает. Сын очень удивился: "Как это так,- подумал он,- отец, который был лучшим охотником на диких кабанов, пантер и медведей, отец, который прожил дольше чем кто-либо, отец, которому должна была надоесть жизнь,- вдруг плачет". И Овдышу спросил: "Отец, неужто ты испугался смерти?"
Отец приподнял голову, обнял сына и дрожащим голосом сказал:
-- Нет, сынок, не от того я плачу, что мне себя жалко, а от того, что мне жалко тебя.
Сын удивился ещё больше и сказал:

-- Отец, я совершенно здоров и один на один готов встретить медведя, почему же ты меня жалеешь?
-- Мне жалко тебя потому, что когда-нибудь придёт день, когда ты тоже состаришься и никому не будешь нужен. Тогда твой сын возьмёт тебя на плечи, и понесёт по этой тропе, и бросит тебя вниз в пропасть. Вот почему я плачу, дорогой сынок.
Овдышу смущённо молчал. Отец вытер рукавом слёзы и сказал:
-- Ну, а теперь, пора в путь.
Тут Овдышу поднял отца на плечи и отправился назад в деревню.
Так мудрый Хнанышу показал народу, как несправедлив и жесток древний обычай.
И хорошо, что старики теперь живут с нами. Если бы ни они - кто рассказал бы о прошлом?..



...Сверху, с самолёта, например, деревни ассирийев можно и не заметить - в таких недоступных местах гор Северного Курдистана они прячутся, а их дома из серого камня сливаются по цвету со скалами. Войти в деревню или выйти из неё можно только по одной единственной тропке, да и эта тропка так извивается, что любого пришельца заметят раньше, чем он почувчтвует запах человеческого жилья. За тропкой обычно следят пастухи - они пасут овец высоко в горах, но им как на ладони видно и селение и все подходы к нему. Короче говоря, в такой деревне можно в случае опасности спрятаться, выдержать осаду, отбить нападение. Недаром ассирийцы называют свои селения "Кынныд нышра" - "Орлинные гнёзда".
Когда в 612 году до нашей эры пала Ниневия и перестало существовать ассирийское царство, ассирийцы не исчезли и не ассимилировали.
В первом веке нашей эры ассирийцы приняли христианство и развернули обширную миссионерскую деятельность. Их миссионеры добрались до Индии, Китая и даже Монголии. (В Монголии большое племя кераитов обратилось в христианство, а царь кераитов принял ассирийское имя Юханан.)
При монгольском хане Тимуре-хромом ассирийцев стали исстреблять по всей его империи из-за их веры- несторианства. От резни спаслись лишь три небольшие группы. Первая бежала в Индию на Малабарское побережье, вторая - на Кипр, третья- самая большая- ушла в Хаккяри - горы Курдистана.
Дед часто вспоминал свой старый дом, Гладко утрамбованный глинянный пол, покрыт циновками. Посреди комнаты углубление, напоминающее кувшин, врытый в землю. это таннура- своеобразный очаг, на гладких его стенках пекут лаваш и лепёшки. Дым гуляет по комнате и выходит через дверь.
-- Зачем же дым? - спрашиваем мы, молодые.
-- Какой же дом без дыма - возражал дед- дым полезен,- объяснял он.

Мудрые старики всё умели объяснить. Даже такие вещи, как пятна на луне.

Однажды к жене Ваала, легендарного прародителя ассирийцев, прибежали их дети близнецы: дочь-Солнце и сын-Луна. Нужно отметить, что родители приказали сыну-Луне светить днём, а дочери-Солнцу - ночью. Но так случилось, что ночью Солнце встретил повелитель небесных бурь, пленился её красотой и преградил ей дорогу, решив во что бы то ни стало похитить её. Девушка Солнце испугалась, и лицо её побледнело. Заметив это Луна-брат поспешил к сестре на помощь. В свете раннего утра Луна-брат увидел повелителя небесных бурь, крепко обнимавшего и целовавшего его сестру. Луна - брат не мог этого вынести и с яростью бросился на обидчика. Тот не устоял против брата-Луны и отпустив девушку-Солнце, скрылся.
Вот тогда брат и сестра прибежали к матери, чтобы рассказать ей обо всём. Мать в это время месила тесто. Услышав рассказ детей, она попросила сына-Луну светить по-ночам, а день уступить боязливой сестре-Солнцу.
Но сын и слышать об этом не хотел. Тогда разгневанная мать ударила его по лицу, вымазанной в тесте рукой. Сын-Луна, даже не стерев теста с лица, пошёл жаловаться к отцу, но и отец не стал перечить решению матери. Сын-Луна подчинился и стал светить ночью. От теста на лице сына-Луны остались те пятна, которые люди видят и теперь.
Мы, молодые, смеялись украдкой, мы-то знаем, что за пятна на Луне. Мы знали много, чего не знали деды, зато не всё могли понять в их обычаях. Зачем например в притолоку воткнута большая иголка?
-- А как же без иглы? - возражал дед,- а вдруг Шидда появится?
Дело в том, что в каждом ассирийском доме, по старому поверью, живёт Шидда. Шидда - ведьма, но она никогда не приносит зла людям; иногда она, правда, появляется среди людей, но только для того, чтобы понаблюдать за ними.
Однажды мой прадед поймал ведьму. Он воткнул большую иголку в её платье, и она тут же превратилась в женщину и стала послушной работницей. Только она всегда всё делала наоборот. Если ей прикажут принести воды, она тут же унесёт её; прикажут подмести пол - насорит; "Приласкай детей" - побьёт их. Поэтому мой прадед всегда говорил ей всё наоборот.
Долго и безропотно служила Шидда в доме, и справедливый прадед отпустил её на волю. (Да и кормить Шидду нечем было - прожорливая она).
Тогда Шидда привыкшая жить в человеческом доме, перебралась в дом сави Нимруда, который вёл свой род от ассирийского царя Ашшурбанипала и никогда не забывал напомнить об этом. Мой прадед правда с неменьшей гордостью возражал, что наш род ещё древней, так как берёт начало от самого Навуходоносора.
Правда прадед при этом добавлял:
-- Было это или не было, кто знает, да и царей наших давно нет, но зато мы, ассирийцы, были и будем!

на Главную страницу
на Предыдущую страницу
Расскажите свою сказку